С русскими классиками – на карантине

---

Ситуация нынешних дней очень напряженная. Все это называется одним словом КАРАНТИН. Современный человек, привыкший к сумасшедшим скоростям и вседозволенности, с трудом представляет свою жизнь в четырех стенах. Мы сидим по домам и думаем, чем бы ...

Ситуация нынешних дней очень напряженная. Все это называется одним словом КАРАНТИН. Современный человек, привыкший к сумасшедшим скоростям и вседозволенности, с трудом представляет свою жизнь в четырех стенах. Мы сидим по домам и думаем, чем бы заняться.

Используем это время для самосовершенствования, общения с родными и близкими, обратимся к классикам, вдохновимся их опытом, будем учиться оптимизму у них!
В этой ситуации человечество оказывалось и раньше, переживая немало эпидемий и разного рода пандемий.
В российской истории таких карантинов было немало. Для некоторых русских литераторов карантин стал плодотворным творческим периодом. В память о своем вынужденном заточении великие русские классики оставили нам «карантинные письма» – пример, как проводить карантин не без некоторого удовольствия. Оптимизм и веселый нрав Пушкина, юмор в письмах Чехова даже в такое сложное время очень помогают.
Если Александр Грибоедов на Востоке в 20-е 19 столетия годы был окружен карантинами, как заставами – от тифа, от чумы, от холеры, – и все равно хоронил подряд умерших от заразы друзей. Пушкин, например, просидел на холерном карантине три месяца в 1830 году, этот период был назван Болдинской осенью и оказался самым плодотворным в его писательской биографии.
Виной всему была холера. Это сейчас о холере известно многое, от нее имеются вакцины, а во времена Пушкина она была неизвестной и новой болезнью. Как сейчас коронавирус COVID-19. Однако страшнее и чудовищнее.
Эпидемия холеры началась в Индии и охватила все страны, только аномально холодная зима 1823-1824 года смогла остановить ее. Ненадолго. В 1826 году холера достигла восточных границ Российской империи. В 1829 году она уже была в Оренбурге. В сентябре 1830 года докатилась до Москвы.
Правительство пыталось поставить заслон эпидемии. Была создана комиссия по борьбе с новой болезнью во главе с медицинским светилом пушкинского времени Матвеем Яковлевичем Мудровым (умер от холеры в 1831 году). Издавались наставления по борьбе с холерой (кстати, советские рекомендации от холеры были такие же, как и сейчас — чаще мыть руки). Безуспешно. В течение 1830 года была поражена 31 губерния. Из 68 тысяч заболевших умерло более половины.
6 мая 1830 года было официально объявлено о помолвке Пушкина и Гончаровой. Но свадьба постоянно откладывалась – мать Натальи Гончаровой не хотела выдавать дочь без приданого, однако денег у разорённой семьи не было. В августе того же года умер дядя Пушкина, Василий Львович. Свадьба была снова отсрочена из-за траура, и Пушкин 31 августа выехал из Москвы в Болдино, чтобы вступить во владение близлежащей деревней Кистенёво, выделенной ему по случаю женитьбы отцом.
В Болдино Пушкин приехал 3 сентября, рассчитывая за месяц управиться с делами. Поначалу он опасался, что лучшая рабочая пора (обычно осенью он много писал) должна быть заполнена хлопотами по введению во владение и закладу Кистенёва. В эту поездку Пушкин взял с собой всего три книги: второй том «Истории русского народа» Полевого, «Илиаду» в переводе Гнедича и сочинения английских поэтов, в том числе Барри Корнуолла.
Планы Пушкина нарушила прокатившаяся по России эпидемия холеры – из-за карантина он задержался в Болдино на три месяца. Так холерный карантин превратился в чудесное творческое затворничество.
«Едва успел я приехать, как узнаю, что около меня оцепляются деревни, учреждаются карантины. Народ ропщет, мятежи вспыхивают то там, то здесь нелепые. Я занялся моими делами, перечитывая Кольриджа, сочиняя сказочки и не ездя по соседям».
Вот так холерный карантин задержал поэта, но не сломил его дух.
«…Приехал я в деревню и отдыхаю. Около меня Колера Морбус. …Знаешь ли, что это за зверь? Того и гляди, что забежит он и в Болдино, да всех нас перекусает …
Ах, мой милый! Что за прелесть здешняя деревня! Вообрази: степь да степь; соседей ни души, езди верхом, сколько душе угодно, пиши дома, сколько вздумается, никто не помешает».
(Из письма Александра Пушкина – Петру Плетнёву, 9 сентября 1930 год)
По воспоминаниям болдинских старожилов, курчавый барин каждый день ездил верхом, записывал, какие леса, какие травы растут и каждый день принимал ванну – ему готовили кадушку с горячей водой.
В Болдине Пушкин общался в основном с крестьянами, изучал их язык и наречие; выбирался к княгине Голицыной, чтобы узнать свежие новости о карантине, за что его поругивала невеста. Свой скромный болдинский быт в письмах к Гончаровой он описывает так: «Просыпаюсь в 7 часов, пью кофей и лежу до 3 часов… недавно расписался, и уже написал пропасть. В 3 часа сажусь верхом, в 5 в ванну и потом обедаю картофелем, да грешневой кашей. До 9 часов – читаю. Вот тебе мой день, и все на одно лицо»
И в то же время русская литература не знала такой писательской плодотворности. В Болдине Пушкин напишет 32 стихотворения, цикл рассказов «Повести покойного Ивана Петровича Белкина», «Маленькие трагедии», «Сказку о попе и работнике его Балде», серию публицистических статей о состоянии критики для «Литературной газеты». Наконец, будет закончен многострадальный «Евгений Онегин». А ещё развлекал себя в вынужденной изоляции письмами к молодой невесте. До нас дошло 18 писем Пушкина, адресованных 18-летней Наталье Гончаровой.
«Ты спрашиваешь, как я живу и похорошел ли я? Во-первых, отпустил я себе бороду; ус да борода — молодцу похвала; выйду на улицу, дядюшкой зовут.»
И опять – к Наталье Гончаровой, тревожное…:
«Въезд в Москву запрещен, и вот я заперт в Болдине. Во имя неба, дорогая Наталья Николаевна, напишите мне, несмотря на то, что вам этого не хочется. Скажите мне, где вы? Уехали ли вы из Москвы? нет ли окольного пути, который привел бы меня к вашим ногам? Я совершенно пал духом и, право, не знаю, что предпринять. … Я знаю, что всегда преувеличивают картину опустошений и число жертв; одна молодая женщина из Константинополя говорила мне когда-то, что от чумы умирает только простонародье – все это прекрасно, но все же порядочные люди тоже должны принимать меры предосторожности, так как именно это спасает их, а не их изящество и хороший тон».
В конце сентября Пушкин очевидно понимает опасность болезни, да и в карантине он сам боится зачахнуть. Он решает попытаться уехать из Болдина.
Все неудачно. Пушкину пришлось возвратиться в Болдино и даже стать надзирателем участка. Он просвещал крестьян, даже проводил проповеди.
В итоге 29 ноября одно из карантинных оцеплений открыли, и Пушкин благополучно покинул Болдино, добравшись до Москвы 5 декабря. Холера не тронула друзей и семью Александра Сергеевича, а в самом начале следующей весны они с Гончаровой сыграли свадьбу. Позже таких периодов продуктивного заточения у него не случалось.
А далее уже постоянные карантины так надоели русским литераторам, что те их благородно игнорировали – Тютчев сетовал из карантинного Мюнхена, что его лишили развлечений… Вот строки из письма Федора Тютчева родителям, 12 января 1837 год.
«Болезнь, досаждающая нам вот уже три месяца, правда, в значительной мере утратила силу, но по какой-то непонятной причуде последними ее избранниками оказались большей частью люди из общества… В Мюнхене, где никогда не было слишком много развлечений, теперь так уныло и так скучно, что трудно себе представить.».
Гончаров наслаждался одиноким купанием в карантинной Булони. Из письма Ивана Гончарова – Ивану Тургеневу:
«… Была там и холера… Я слышал что-то об этом, но не обращал внимания… А до тех пор я никак понять не мог, отчего на меня с таким ужасом смотрят прохожие, когда я возвращаюсь с рынка с ежедневной своей порцией вино ¬ граду и двух больших груш, несомых мною в руках открыто…».
И только Антон Павлович Чехов, назначенный холерным врачом от уездного земства (без жалования) осенью 1890 года, в полной мере испытал связанные с карантинами неудобства: в письмах страдал на отсутствие заработка и времени на литературное творчество, зато на письма времени хватало.
Антон Чехов – Лике Мизиновой, 16 июля 1892 г., Мелихово:
“Уехать я никуда не могу, так как уже назначен холерным врачом от уездного земства (без жалованья). Работы у меня больше чем по горло. Разъезжаю по деревням и фабрикам и проповедую там холеру… Собаки неистово воют. Это значит, что я умру от холеры или получу страховую премию. Первое вернее, так как тараканы еще не ушли. Дано мне 25 деревень, а помощника ни одного…”.
В письме Чехова интересная фраза «разъезжаю по деревням и фабрикам, проповедую там холеру» звучит своеобразно. Но мы то понимаем, что благодаря мужеству таких врачей, как Чехов, холера была побеждена.
И вот сейчас трудное время мир переживает… Врачам успехов в борьбе с этим вирусом!!
Чехов был великим юмористом. Конечно, все выражения иносказательные:
«Умру от холеры или получу страховую премию», «холерный врач».
Пушкин, находясь в Болдино, понимает, что уныние – грех, и поэтому гонит его прочь. Вот пушкинское письмо, написанное позже, летом 1831 года и пишет он своему приятелю Петру Плетневу: «…Опять хандришь. Эй, смотри: хандра хуже холеры, одна убивает только тело, другая убивает душу. … Но жизнь все еще богата; мы встретим еще новых знакомцев, новые созреют нам друзья, дочь у тебя будет расти, вырастет невестой, мы будем старые хрычи, жены наши — старые хрычовки, а детки будут славные, молодые, веселые ребята; а мальчики станут повесничать, а девчонки сентиментальничать; а нам то и любо. Вздор, душа моя; не хандри — холера на днях пройдет, были бы мы живы, будем когда-нибудь и веселы…».
И на этой светлой и жизнеутверждающей ноте разрешите пожелать всем здоровья, оптимизма! Берегите себя!
Астахова В.В., заместитель директора МБУК «Комаричская МЦБ» по методической работе